Баян
Сказка о настоящем волшебстве
Во времена давние жил на Земле певец и сказочник. Звали его Баян. Даже имя его словно говорящим было, ибо происходило оно от древнего слова «баять», что значит «рассказывать». Во многих народах это имя в старину известно было. И значило оно везде: несущий истину, говорящий правду, ясно излагающий мудрость.
Ходил Баян по деревням и по городам с гуслями, пел песни и сказы сказывал.
Росту он был высокого, сложения — богатырского, лицом — пригож. Только уже в юные годы стали седыми его волосы. А от какого горя, от какой беды сделались они белыми, как снег, — никогда никому не рассказывал Баян.
Пел он в песнях своих только о любви, о радости, о добре, о том, как человеку счастливым быть, как на Земле праведно жить. Былины о героях-богатырях он повествовал и сказки, души возвышающие и преображающие, сказывал.
Ходил Баян так по Земле много лет. Не было у него ни семьи, ни дома, ни деток.
А времена непростые были тогда. Враждовали меж собой князья и бояре: земли делили, за власть убивали один другого. А ещё спорили люди из-за веры прежней старинной — и веры новой, заморской.
А ведь оттого враждовали они, что позабыли Истину о Боге Едином!
И старался Баян о той Истине в песнях петь, в сказах и былинах рассказывать.
Сердце его — словно солнце — любовью горело! Мудрые слова его учили, как миру на Земле быть, как людям с добротой сердечной жить.
* * *
Однажды шёл так Баян дорогой своей, а тут — дым от пожарища догорающего: сожгли деревню люди недобрые!…
Прошёлся Баян по пепелищу — никого живого не нашёл.
И вдруг… на самой окраине деревни — плач детский услышал: словно с неба тот плач доносится! Словно весь мир окружающий — о делах людских, злобой наполненных, плачет!
Посмотрел Баян: а на берёзе большой — корзина висит, а в ней дитя, чудом уцелевшее! Успела мать, видно, ребёночка спрятать: на верёвке высоко подняла!
Спустил Баян корзину, взял дитя на руки.
Оказалось, что это — девочка, мала совсем, кормить её ещё молоком грудным надо бы!
Напоил он её водичкой из фляги своей — и пошёл искать мать-кормилицу: несподручно ведь певцу-гусляру с малым ребёнком по деревням и по городам странствовать!
Долго он так искал: никто к себе в семью дитя взять не хотел! Хорошо бывало, если какая-нибудь женщина подобрее покормит малютку — вместе со своим собственным ребёночком. А в дом к себе никто девочку так и не взял: «И так голодно да трудно живётся, своих деток кормить нечем!» — так отвечали Баяну…
Вот и осталась девочка у Баяна. Нарёк он её Василисой.
Стала она для Баяна доченькой любимой, а он ей — отцом мудрым и ласковым.
* * *
Быстро подрастала Василиса. Многое видела она, с Баяном странствуя! А ещё больше узнавала, песни и сказы его слушая, мудрости его внимая.
Василиса была уверена, что Баян про всё знает: и про дела обычные земные, и про волшебство любое.
И столь волшебно умел Баян сказки сказывать, что оживали образы героев его повествований и каждая сказка явью воспринимаемой становилась. Рассказывает он про то, как птичка поёт, — и видно птичку и слышно! Василиса, когда мала была, даже подбегала, чтобы рукой птичку, белочку или зайчика из сказки погладить.
Однажды попросила Василиса Баяна:
— Научи меня волшебству настоящему!
— Какому?
— Ну… как в сказках твоих: рубашку за ночь сшить да вышить, хлеб спечь, вкуснее которого не сыщешь…
— Пока не могу, доченька. Как я научу тебя волшебный хлеб сотворять, если ты ещё и обычный хлебушек испечь не умеешь? Пряжу ты обычную не пряла, узоры не вышивала своими руками… Как же волшебные-то узоры научу на волшебной рубахе вышивать?
… С того дня при каждой возможности стала Василиса у хозяек, в каком доме они гостят, в помощницах быть. И хлеба да калачи вместе с ними стала печь, и щи да кашу варить, и пряжу прясть. И шить, и вышивать она выучилась. Стала Баяну на рубашке узоры иголкой с нитками делать, а себе — на платьице.
А Баян всегда теперь обращает внимание Василисы: смотри, как листочек и цветочек будто обнялись — красота ведь прям волшебная получилась! Примечай, Василисушка: из этой красоты естественной — узор на ткани может выйти, краше какого в целом свете нет!
Или цвета на крыльях бабочки Баян заприметит — и говорит: смотри, как Бог одел бабочку в наряд изысканный! Ты наблюдай красоту, Богом даруемую, — и сама искусной в сотворении красоты станешь!
И считать, и читать, и про всё главное в жизни знать — всему Баян дочку учил!
Бывало, что для одной только Василисы Баян уроки такие устраивал. А иногда — со всей деревни ребятишки соберутся, и после сказок своих Баян всех грамоте учит.
Часто так случалось, что не сразу умение новое освоить получалось и у Василисы, и у других ребят. А Баян им объясняет:
— Так во всём в жизни Богом задумано, что постепенно обретаются существами разными и мудрость, и сила, и красота, и совершенство. Вот — бутончик не один денёк растёт: внутри него лепестки да тычинки образуются. И только потом — когда наступает срок — прекрасный цветочек распускается!
Или птенчик летать ведь не с рождения умеет, должны окрепнуть его крылышки, должен он страх и слабость свои преодолеть — и только тогда научится летать по воздуху!
Так и человек — всё не сразу осваивает, а помаленьку!
… Подрастала так Василиса, набиралась ума-разума. И доброте у Баяна училась.
А он — был мастер не только сказки рассказывать, но и травы целебные знал. Мог и людей, и зверюшек лечить. И это тоже старалась запоминать Василиса: какую травку как собирать, от какой болезни она помогает.
Звери лесные Баяна совсем не боялись. Они за помощью к нему приходили, словно знали, что не обидит он их, а раны и болезни вылечит.
Мир природы был для Василисы добрым и прекрасным! И жители лесные — ей как друзья были!
Росла Василиса смелой и ловкой! Баян заботился, чтобы не только хозяйкой она была умелой, но и на коне научил её скакать — так, что она даже парня любого деревенского обгонит. И на палках, если в сражении игровом соревнуются, не хуже мальчишек научил Баян её управляться. Где ей силы не хватит — там ловкостью и смекалкой побеждает Василиса!
И сама она — всему-всему у Баяна научиться очень сильно хотела!
* * *
Однажды сидели они у костерка в лесу, отдыхали после дороги долгой.
Василиса Баяна спрашивает:
— Откуда ты сказки, песни да музыку берёшь?
— Из тишины!
— А как? У тебя — гусли волшебные?
— А ты — попробуй!
— У меня так не получается… А у тебя — они словно сами играют!
— Это — оттого, что я слышу ту музыку, которую им играть надо!
— А я не слышу…
— Ты для начала послушай, о чём гусли молчат. Когда не играю я на гуслях, то тишина вокруг них — особенная, волшебная. Можно научиться ту тишину слышать. И тогда — в тишине этой — всё станет ясным и прекрасным!
Но не только у гуслей слушать тишину можно учиться, но и у леса, и у озера, и у луга в безветренную погоду. В тишине такой ты услышишь и о чём ручеёк говорит, и про что птичка щебечет, и что ветерок рассказывает, что солнышко ласково спрашивает, о чём деревья шепчутся, о чём молчат звёзды и месяц ясный.
… Так стала учиться Василиса тишину слушать. И когда она впространство прозрачной тишины входить научилась — то так хорошо ей стало! Словно она сама в мире волшебном оказывалась: в мире, в котором Бог — рядом и никакой беды приключиться не может!
Узнавая от Баяна о мире Божественном Доброты и Красоты, Василиса удивлялась и спрашивала:
— Отчего же люди печалятся, когда мир Божий — так прекрасен?! Отчего они страдают, болеют, старятся, умирают?! Отчего они враждуют и убивают друг друга?!
— Не просто на твой вопрос, Василисушка, ответить. Человек ведь — не тело, а душа живая! Тело — это словно сосуд, в который Бог душу вливает: чтоб росла, развивалась!
Тело — растёт, а потом стареет и умирает. А душа — не умирает!
Душа и без тела может в мире светлом и прекрасном жить, если в состояниях любви и доброты быть приучилась. А если в гневе иль страхе жила она — то жестоким становится и мир вокруг! Судьба такого человека горькой становится!
И ещё — связаны меж собой бывают судьбы и дела людские…
Вот нам с тобой и нужно рассказывать людям о том, как жить в любви сердечной, благую волю в каждом человеке стараться возрождать, злые замыслы останавливать!
Хочешь, научу тебя танцевать так, чтобы любовь и свет в танце твоём людям стали видны?
— Хочу!
— Вот, посмотри: пламя в костре — словно танцует! Попробуй и ты так же танцевать!
… Попробовала Василиса. Тело — словно само стало двигаться в танце красивом!
— А теперь попробуй так, как солнышко утреннее нежное — из сердца светить, лучиками-руками ласкать и обнимать всех!
… Ещё краше стал танец: наполнились движения любовью сердечной!
Не за один день, конечно, выучилась этому Василиса, но с каждым разом всё прекраснее были её танцы! И душой она, благодаря этому, всё краше становилась!
Стала теперь Василиса вместе с Баяном пред людьми выступать. Под музыку его она танцевала, всё вокруг теплотой сердечной озаряла!
* * *
Однажды пришли они к селению большому. А рядом с тем селением виднелось подворье княжеское богатое, стеной каменной обнесённое. Палаты там белокаменные, терема высокие, слуг и воинов много, стражники ворота охраняют.
— Ну что, Василисушка, где прежде петь песни будем: в деревне или в палатах княжеских?
— Давай — в княжьем доме! Я таких палат и теремов не видела никогда!
… Постучали они в ворота. Вышли к ним стражники. Увидели они гусли у Баяна — и впустили: «Как раз у князя Мстислава гости собрались, пир большой! К походу военному они все готовятся, союзников князь собирает себе. Гусляр там кстати будет!».
Проводили они Баяна и Василису к князю и к гостям — туда, где пиршество шло.
Палаты богатые, потолки расписные, окна стёклами цветными узорчатыми изукрашены, посуда из золота и из серебра, еды на столах — полно!
Но не пригласил князь их с дороги угоститься за столами богатыми, а сказал:
— Ну, покажи же своё искусство, певец, повесели нас!
… Стал Баян песни петь. Стала Василиса танцы танцевать…
Только гости едва их слушают, едва смотрят в их сторону…
Развеселились гости от вина выпитого!
Тут князь у Баяна спрашивает:
— Слыхал я, Баян, что ты и будущее и прошлое видишь. Правда ли это?
— Прошлое могу видеть, настоящее знаю. А о будущем своём — человек сам во многом волен. Но о возможном будущем — да, могу кое-что сказать, — ответил Баян князю.
— Скажи же каждому гостю, который того пожелает, о том, что он спросит!
— Хорошо.
… Стали гости спрашивать. Стал Баян на их вопросы отвечать.
Вначале — всё больше шутки были:
«Как мою жену звать?» — один спросит.
Или: «Сколько сынов у меня и сколько дочерей?»
Баян про всё точно отвечает. Удивляются гости, хохочут…
Так долго они забавились.
А потом сам князь спрашивает:
— Каким будущее моё ты видишь? Ждёт ли меня победа в грядущем походе?
… Баян так говорит:
— Вижу победы твои многие, князь Мстислав. Вижу и воинов множество поверженных в тех сражениях. Вижу княжества другие, тебе покорившиеся. Вижу сёла и города разорённые в тех краях… Велико могущество твоё будет! Грозен ты будешь и важен — среди других князей! Но вижу ещё и печаль: гибель сыну твоему принесёт твоё земное могущество! Не будет радостного будущего у тебя! А после смерти твоей — разорено и покорено другими будет твоё княжество…
— Как смеешь ты такое мне предсказывать?! — разгневался князь.
— Предсказание это — ещё не предопределённое будущее, а предупреждение тебе. Можешь ведь ты не допустить этого! Коль не посеешь смерть — не придёт печаль в твою жизнь!
Храбрость храбрости — рознь! Сила добрая и сила недобрая — вовсе не равны!
Ныне убивают люди друг-друга из-за веры различной, из-за богатства, ради власти, ради уделов земельных, из-за обид пустых… Месть умножает такое кровопролитие…
Отвага, честь, справедливость и сила — не таковы ныне в людских представлениях, какими им бы быть следовало!
Что есть грех и что есть благо — перепуталось в умах!
И говорят люди о «гневе праведном», о «войне святой»… Но не бывает ненависть — праведной! И убийство — не может быть свято!
… Тут ещё пуще разгневался князь, велел стражникам схватить Баяна и в темницу его заточить.
Василиса не знает, что делать! Стала пытаться Баяна защищать, со стражниками биться… Да смешно это было: одна девочка — против воинов многих…
Баян говорит ей: «Уходи отсюда, доченька, поскорее!» А Василиса не слушает. Тут один стражник Василису схватил, а другие все вместе на Баяна навалились и отвели их в темницу княжескую. В подполье зарешёченном заперли их.
Баян Василису плачущую по головке гладит, утешает. А сам думает о том, как бы ему дочку спасти.
Сам он никогда смерти даже самой лютой не боялся. А вот Василису из беды этой выручить он обязательно хотел!
А Василиса сквозь слёзы спрашивает:
— Почему же они — такие злые? Отчего они тебя не слушали даже? Ты же им про добро, про справедливость говорил! Сами они пили-ели, а нас не угостили! А за всё доброе — в темницу заперли! За что?
— Бывает так, Василисушка, что не замечают люди дурное в себе. А если им про это говорить начинаешь — то злятся на того, кто им правду сказал.
Не все семена, что сеятель сеет, — на добрую почву падают. Потому не все и прорастают…
Ты не грусти! Поешь вот пока!
… Достал Баян из-за пазухи кусочек хлеба небольшой, в тряпицу чистую завёрнутый, флягу с водой родниковой, которая у него всегда на поясе была, протянул Василисе.
Василиса хлеб пополам разломила. Баяну даёт.
Баян говорит:
— Не хочу я! Ты — ешь! А я тебе сказку волшебную пока расскажу.
… И начал он сказку рассказывать:
